Сломанное сердце: как пережить последствия детских потрясений

Как ни хочется уберечь ребенка от жестокостей мира, он неизбежно с ними сталкивается. Травма мешает жить, отнимает силы, нужные для развития. Как помочь ребенку пережить потрясение? Как самому взрослому справиться с последствиями давних детских травм? Об этом — семейный психолог Людмила ПЕТРАНОВСКАЯ.

Почему они не ломаются?

— Можно ли обезопасить своего ребенка от возможных потрясений и травм?
— С какими-то травмами растут все дети: трудно найти семью, в которой ничего не случается. Кто-то сильно обжегся, кто-то упал и расшибся, у кого-то умерла бабушка, собаку сбила машина… Это случается со всеми, это часть жизни. Этот опыт обязателен для человека. Любая жизнь — это баланс травм и ресурсов. Это сумма двух разных сил: с одной стороны, то, что тебя обессиливает, с другой — то, что тебя поддерживает и придает сил.

— Бывает, что ребенок чего только не натерпелся в детстве, а вырастает нормальным человеком — вот как Горький вырос среди «свинцовых мерзостей» и даже стал большим писателем… А кто-то ломается при полном, кажется, благополучии.
— Мне довелось общаться с детьми беженцев, которые в самом деле пережили ужас — где-то бежали под бомбами, прятались в грязной канаве… но они были с родителями, и никто из родителей не погиб, не потерялся, и взрослые сохранили присутствие духа. Дети помнили, что с ними было, но это не разрушило их картину мира. У маленького ребенка нет объективного представления об опасности. Оно основано на том, как он воспринимает ситуацию субъективно: мама рядом — хорошо, нет мамы рядом — плохо. Мне недавно одна знакомая рассказывала про свою свекровь, которая в возрасте трех-четырех лет пережила ленинградскую блокаду. У нее сохранились конкретные воспоминания об этом времени, но нет ощущения ужаса, потому что мама поставила перед собой цель показать детям, что все нормально. Когда они шли в бомбоубежище, мама говорила, что они идут гулять, они спускались туда со сказками и рассказами…

Детское восприятие основано на привязанности. Если ребенок привязан к взрослому, он делегирует ему отношения с миром и сам живет спокойно: взрослый за все отвечает. Именно поэтому, кстати, у многих детей был шок в девяностых годах, когда люди вроде бы не голодали, не падали и не умирали на улицах, но родители не справлялись с жизнью, и детей травмировал этот опыт.

— Но некоторые дети воспринимают мир трагически, даже когда у них благополучная жизнь и хорошие отношения с родителями…
— Дети сами по себе очень разные. И травма бывает разная: один тип — это когда что-то плохое случается (ну, скажем, человек ногу сломал); второй — это когда ему постоянно, хронически недостает чего-то необходимого: любви, родительского тепла, привязанности. Этот второй тип травмы называют депривацией. Известно, что на депривацию разные дети реагируют по-разному: есть дети, которых как будто что-то хранит, а других депривация сильно разрушает. Отчего это зависит, никто не знает: вот как одни дети часто болеют и ловят любую инфекцию, а другие почти совсем не болеют. Я знакома с человеком, у которого всегда были хорошие отношения с отцом. Но однажды папа настолько вышел из себя, что этого ребенка избил, и этого одного раза ему хватило на всю жизнь: сейчас ему 60 лет, и он до сих пор заикается.

Боль стучит из коробочки

— Чем можно помочь травмированному ребенку?
— Чтобы помочь, важно помнить про баланс травм и ресурсов. Чем сложнее ситуация, в которой находится ребенок, тем больше ресурсов нужно в нее вкладывать. Преодоление травмы может идти через регрессию — ребенок спускается назад, к более младшему возрасту, если может рассчитывать, что взрослый ему поможет. Но взрослые часто не желают иметь дела с детской болью, им кажется — пусть он поскорее забудет. Они подают ребенку сигналы: перестань это чувствовать, не говори об этом, забудь. И дети в этом случае не переплавляют свою боль, не перерабатывают ее, а запирают чувства, примораживают их во внутренней коробочке. А вместе с ними непременно примораживается и часть внешнего опыта. И кажется, что ребенок все забыл, не помнит травмы, не говорит об этом, но нельзя приморозить одно чувство, не замораживая все остальные. Если он заморозил горе, заморозятся и другие чувства. А травма не просто так лежит в этой коробочке: она из нее стучит, хочет вырваться наружу. И тут нужен внутренний караул, чтобы охранять ее, не выпускать. Очень много душевных сил тратится не на выполнение задач возраста, не на рост и взросление, а на стучащую из коробочки боль.

— Как это влияет на дальнейшую жизнь человека?
— Если ребенок не пережил травму в объятиях взрослого, его развитие притравлено этой травмой, даже если кажется, что у него все благополучно. Часто бывает, что общаешься со взрослым человеком, который в детстве пережил что-то тяжелое, и непонятно даже, что не так, но есть общее ощущение неблагополучия. Он может, например, об ужасных событиях своей жизни рассказывать с буратинской улыбкой, это признак потери чувствительности, это свидетельство не пережитой и не переработанной травмы.

— Как помогать ребенку, которому плохо?
— Что бы ни произошло, задача взрослого — контейнировать чувства ребенка. Быть для них контейнером, стать психологической утробой для другого. Обнять его вместе с его чувствами — и не разрушиться от этого. Этому не надо специально учиться на курсах, это в каждом из нас заложено. Скажем, когда на работе кому-то из коллег внезапно сообщают плохую новость — какой наш первый порыв? Обнять за плечи, ничего не спрашивать по работе, не требовать от него действий, может быть, принести ему воды… Не надо пытаться отвлекать человека от того, что у него случилось, забалтывать его, не нужна установка на то, что надо немедленно развлечь его, сводить в «Макдоналдс», не надо объяснять, что все будет хорошо, до того, как человек проживет свои чувства. Наша задача — позволить ребенку выплеснуть чувства: его боль, его гнев, его страх, — только тогда он может восстановиться, хотя и со шрамом. Но если закрываться от ребенка, отгораживаться, стыдить его за его чувства — тогда ребенок отмораживается.

С другой стороны, если мы берем на себя задачу сохранить чувствительность ребенка и не дать ему приморозиться, мы должны понимать, что мир вокруг неласковый. Что чувствительный ребенок в этом мире обречен плавать в бассейне с серной кислотой, и всегда будет испытывать боль, и не покроется коркой. Моя дочь, например, испытала в начальной школе настоящий экзистенциальный шок: не могла понять, как это — зачем продолжать дразнить человека, если он уже плачет?

— А где же золотая середина? Чтобы ребенок и чувствительность не вполне потерял, и не был в этом мире человеком с ободранной кожей?
— Если мы хотим сохранить ребенка живым, надо его беречь. По крайней мере до подросткового возраста. Большинство детей так или иначе успевают потерять чувствительность, хотя другие — нет. Потому в хорошие школы с безопасным психологическим климатом и конкурс по двадцать пять человек на место, что это не просто место, где дают образование, но еще и заповедник, куда можно сунуть свою не отмороженную детку и надеяться, что ее там не обидят и не будут говорить «ну чего вы хотите, она же не такая, как все».

— И что же делать родителям «не таких» детей? Если, к примеру, ребенок веселый, открытый, еще играет в куклы, а вокруг — уже скептически настроенные семиклассницы с пивом и сигаретами?
— Моя дочь, пока не сменила школу, прогуливала. Есть возможность сменить школу — надо менять. Если это единственная школа в маленьком городке, то надо снижать количество общения, искать для ребенка другие среды. Для моей дочери такой средой стали тренинги в «Далекой радуге», она именно там разместила свой центр общения. Это может быть туристическая секция, кружок, дачная компания — другое место, где ребенок может разместить свои главные чаяния. Если сверстники относятся к ребенку неприязненно, надо учиться отвечать им так, чтобы самому не разрушаться. Для девятилетнего ребенка это задача преждевременная. Для четырнадцатилетнего — вполне соответствует задачам возраста.

Пора объявить демобилизацию

— Иногда родители, сталкиваясь с проблемами своих детей, начинают вспоминать собственное детство — и там оказывается полно незаживших ран. Что делать?
— Если с человеком в детстве происходило что-то очень плохое, в это лучше не лезть самому. Самодеятельность в таком случае только навредит, надо искать профессионального психотерапевта. Но если это мелкая хроническая травматизация — то помочь себе вполне возможно. Надо относиться к себе как к своему ребенку —.не игнорировать свои потребности, заботиться о себе.

К сожалению, взрослые часто воспроизводят модели собственных родителей по отношению к себе самому. Но такая позиция съедает много энергии. Правда, бывают и ошибки детского восприятия: дети неправильно понимают отношение родителей к ним. Скажем, разговариваешь с человеком и видишь, что его тип отношения к миру — как у пережившего жестокое насилие. Биография благополучная, а он воспринимает мир так, будто об него тушили сигареты. Потом оказывается, что он в полтора года пережил ожог, в течение многих недель мама делала ему болезненные перевязки, он ее умолял их не делать, а она делала. Ребенок не понимал тогда, что это нужно, а мама, видимо, не справилась с чувствами, прикрикнула на него — и так получается травма, и уже потом специалисту надо будет расцепить мамины действия и детское восприятие. Часто бывает опыт насильственной госпитализации в раннем возрасте без мамы; дети это обычно воспринимают как предательство родителей: отдали и бросили.
Если госпитализация без мамы все-таки случилась — надо говорить о чувствах. Не стремиться отвлечь, развлечь — надо проговаривать чувства: больно, страшно, плохо, — показать, что взрослый готов с ними справляться. Ни в коем случае не показывать: мне и так тяжело, прекрати, пожалуйста, это чувствовать.

— Если понимаешь, что твои нынешние проблемы — это результат давней травмы, что с этим делать?
— Можно пытаться работать и с нынешним поведением, и разбираться с прошлым: у психотерапевтов есть разные методики — рисунки, разговоры. Обычно грамотный специалист поймет, с чем имеет дело.

— Но многие это воспринимают как унылое самокопание — участь слабаков и нытиков.
— Нет, конечно, важно, чтобы забота о себе не превращалась в самокопание. Но многим мамам наоборот свойственно состояние гипермобилизации — я думаю, переданное по наследству от их родителей: стиснуть зубы, прожить это, пережить… такой бокс интенсивной терапии, полная мобилизация сил, когда расслабляться нельзя. Так предыдущие поколения жили, так переживают войну, но некоторые застревают в этом состоянии, даже когда время уже не военное. Это часто замечают психологи, которые работают с родителями выздоровевших онкобольных детей. Они привыкли бороться, они не могут перестать это делать, выйти их этого состояния и начать получать удовольствие. Этот тип поведения женщины в семье существовал много лет и передается по наследству. Но мобилизация — это тоже не бесплатно, она тоже происходит за счет примораживания чувств. Причем сама мать, может быть, и не обратится за помощью, ей-то кажется, что она правильно живет, и даже не допускает мысли, что уже пора объявить демобилизацию.

— У многих людей сама идея о том, что в основе их проблем может лежать детская травма, вызывает скептическую усмешку.
— А тут могут быть разные причины. Травма ведь это не всегда ужас-ужас: разбить коленку — это тоже травма. Бывают такие люди, у которых в самом деле не происходило ничего страшнее разбитых коленок — с телом и страшнее разлуки — с душой. И эти травмы не оставили на них никакого следа. Или, может быть, им было плохо, но благодаря мудрому поведению взрослых они смогли это пережить. А может быть, травма была и сил с ней справиться не хватило. Прикасаться к боли нельзя, человек накладывает на нее заморозку — да и не всегда это нужно. Связь между травмой и взрослыми проблемами может быть вообще неочевидной. Например, на одном тренинге для родителей у меня была мама, которая очень бурно реагировала на детскую ложь — притом что вполне терпимо относилась к другим нарушениям. И на второй день тренинга она вдруг вспомнила, как в три или четыре года родители сказали ей, что они едут к бабушке — а сами оставили ее в детском санатории. Немудрено, что ее всю жизнь травмирует вранье. Но она никогда не думала об этой связи, не видела ее, хотя понимала, что есть что-то неправильное в том, как она взвивается от безобидного детского вранья. Так что если у человека есть непережитая травма, ее последствия все равно будут очевидны. А если очевидных проблем нет — так нечего и выискивать их, разумеется.

КОММЕНТАРИЙ

Протоиерей Максим ПЕРВОЗВАНСКИЙ: «Психологические проблемы нам даются, чтобы мы менялись»

Важно не смешивать психологические проблемы и духовные. Если человек по-настоящему выстраивает свои отношения с Богом, если он при этом получает какие-то духовные дарования — проблемы душевные и телесные просто не важны. Если человек научился летать, то для него оказывается не так важно, что он прихрамывает при ходьбе. Решение проблем на духовном уровне создает все предпосылки, чтобы «нижние» проблемы решились сами собой. К сожалению, не всегда получается психологические проблемы решить духовным путем. Это удел очень сильных духом людей. Большинство из нас не такие. Как священник я часто сталкиваюсь проблемой, например, детских страхов. Они могут возникнуть у детей верующих, часто причащающихся. Вот недавно была ситуация — проблему страхов одного нашего юного прихожанина удалось неожиданно просто разрешить с помощью именно психологического совета.

Психологические травмы возникают, потому что для чего-то их попускает Господь. Для чего? Чтобы мы менялись. В Церкви словом «изменение» (метанойя по греч.) даже названо одно из таинств — покаяние. Вся наша жизнь состоит из преодоления или не преодоления трудностей, которые Бог перед нами ставит.

У отца Александра Ельчанинова есть размышление, что для детей, у которых есть психологические проблемы, не выстраиваются отношения со сверстниками, это может быть данной Богом защитой — чтобы ребенок не погрузился в какие-то опасные именно для него подростковые ситуации. Психологические проблемы — это задача для самого ребенка, и для его родителей. И их надо решать. Для родителей это вопрос любви к ребенку, терпения, возможность решить собственные проблемы, из-за которых, в частности, возникла проблем у ребенка. Преодоление психологических трудностей может сильно помочь и на духовном пути.

Беседовала Ирина ЛУКЬЯНОВА. Рисунок Дмитрия Петрова

Версия для печати

Тэги: Семья  Личность  Дети  Родители  Воспитание  Психология