Где было проще открыть храм: в СССР или в царской России?

Сейчас много споров вызывает строительство новых храмов в Москве. Вспоминаем, какое сопротивление со стороны чиновников нужно было преодолевать верующим, чтобы построить храм не только в атеистическом СССР, но и в царской России.

Синодальный период

В России в Синодальный период государство заботилось не столько об увеличении числа храмов, сколько о нахождении того минимума, который хоть как–то мог удовлетворить «религиозные потребности» населения.

В 1722 году появился указ, запрещавший строить церковь без разрешения Синода. Вскоре он был отменен, но контроль над появлением новых храмов оставался очень жестким до самого начала ХХ века.

Верующие могли просить епископа и светские власти о появлении нового храма, лишь взяв его строительство и содержание почти целиком на свой счет. Нужно было не просто возвести здание, но и обеспечить жалование священника, причта наличие книг, облачений и священных сосудов. В конце XVIII века храмы можно было строить лишь взамен ветхих и сгоревших. Новые церкви возводились в исключительных случаях при условии, что до ближайшей церкви расстояние было не меньше 20 верст (данные по Олонецкой губернии, в других епархиях правила могли отличаться).

Историк Вера Шевцова пишет, что с 1861 по 1917 год по всей России было построено 13 тысяч храмов, а всего в стране в 1917 году было 48 636 храмов на 175 с небольшим миллионов жителей (данные за 1914 год без учета Финляндии). Иными словами, один храм приходился на почти 4 тысячи жителей.

При строительстве храмов прихожане сами привозили стройматериалы и еду для рабочих. Заготовка всего необходимого для строительства церкви даже после получения всех необходимых разрешений занимала до 15 лет.

На бумагах в Синод нужно было указывать, сколько в селе есть пахотной земли и иных угодий, что определяло «платежеспособность» прихожан, обещавших лично содержать церковь. Заметим, что сходную практику использовали большевики в 20-е годы.

При этом крестьяне в России считали храм центром села и полагали, что не пожертвовать на строительство церкви – грех. Иногда люди несли батюшке очень необычные пожертвования – стоимость масла или яиц, не съеденных или продававшихся постом, на строительство храмов также могла идти выручка от аренды земель или торговых будок по воскресеньям. Значительную часть пожертвований составляли подарки, приносившиеся к чудотворной иконе за исцеление от болезни или помощь в нуждах.

Хотя в одном из своих рассказов писатель Пантелеймон Романов описывает небольшое село, в котором новые власти сперва на общей сходке попросили верующих подавать заявление о том, что они готовы содержать храм за свой счет. Тех, кто рискнул подписаться, стали спрашивать об их имуществе. В результате в большом селе верующими на бумаге признали всего 2 человека, и храм был закрыт.

Действия большевиков зачастую попросту копировали документы Святейшего Синода конца XVIII века, в которых предписывалось, чтобы церкви «сооружались в тех местах, где православные христиане имеют в том надобность», строительство церкви соответствовало «действительным потребностям верующих», а храмы не остались впоследствии «в опустении и небрежении, неприличном святости храма». Как видим, необходимо было преодолеть множество препятствий на пути к долгожданной цели.

Если же Синод и местный архиерей все-таки разрешали строить церковь, то верующим нужно было представить подробный проект, в котором внешний вид храма регламентировался до мельчайших подробностей. До конца XVIII века требования к внешнему виду храма зависели от усердия местного епископа.

Как отмечает исследователь М.В. Пулькин: «В единственном сохранившемся указе Аарона, епископа Корельского и Ладожского, прихожанам Водлозерского погоста Олонецкого уезда, датированном 1719 г., предписывалось построить церкви взамен сгоревших, но чтобы при этом «верхи на тех были не шатровые, и олтари сделать круглые, тройные <...> да подле царских дверей меж южных в начале поставить образ Всемилостивого Спаса».

Жесткие требования ко внешнему виду святыни были закреплены к началу XIX столетия. Прихожане должны были представить на рассмотрение план (аналог архитектурного проекта), в котором прописывались все детали будущего храма. В случае же строительства нового здания на месте ветхого отдельно следили за тем, чтобы ремонтные работы не приводили к разрушению престола. В противном случае ситуация резко осложнялась, и требовалось согласование нового проекта на куда более высоком уровне.

Отдельно стоит сказать о том, что приход или благотворитель, решившие построить церковь, часто должны были учитывать и мнение епископа, иногда регламентировавшего строительство до мельчайших подробностей. Вот, например, резолюция на прошении одного из северных епископов: «В строении для прочности вместо окладных бревен положить под все стены каменный ряд <.. > и всю ту церковь, ежели можно, снаружи оббить досками под фасон каменного здания».

Несмотря на разумность большинства требований к проекту, которые обеспечивали прочность и достойный вид храма в духе классицизма, к середине XIX века в ряде епархий сложилась парадоксальная ситуация. Маленький храм на селе было построить значительно труднее, чем перестроить дом помещика или пристроить к крестьянской избе сарай. Частные строения тоже требовали согласования, но обычно жители села или города попросту не ставили власти в известность о своих новых постройках. Напротив, о желании возвести храм становилось известно практически сразу, и верующие проходили сложные бюрократические процедуры.

Гоголь в сохранившихся до нас фрагментах второго тома «Мертвых душ» рассказывает про честного и верующего, но непрактичного человека Семена Хлобуева, который собирался пойти с котомкой собирать средства на недостроенную церковь, а в «Ревизоре» городничий, прикрывая огромную растрату, приказывает чиновникам сказать, что церковь была почти построена, но сгорела (на самом деле ее никто и не начинал возводить).

Документы и литература иногда дает очень правдивые и грустные образы того, как сложно на самом деле построить храм в православной стране.

Тем не менее, до революции 1917 года храмы строились почти всегда по инициативе снизу. Исключения составляли лишь мемории – церкви, которые возводили власти в память о каком-то славном и ли трагическом событии. Самые известные церкви из них – храм Христа Спасителя в Москве, построенный в честь победы в войне 1812 года, и Спас на Крови в Петербурге, возведенный на месте гибели Александра II.

После революции

С появлением в 1918 году «Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви», где было написано о « запрете права собственности у церковных и религиозных обществ» и «недопущении для них прав юридического лица», а также о национализации всего церковного имущества, добиться строительства или ремонта храмов стало практически невозможно.
Напротив, власти стали ездить по городам и селам и закрывать храмы, поскольку община не могла их содержать на свои деньги. Тем не менее, существовал механизм, по которому верующие могли добиться строительства церквей.

8 апреля 1929 года вышло в свет «Постановление Всероссийского центрального исполнительного комитета и Совета Народных комиссаров « О религиозных объединениях»», где был прописан чрезвычайно сложный механизм возведения навых храмов.

Верующие могли брать храм только в аренду, причем власть могла отказать им в этом праве по множеству причин. Кроме того, собрания прихода могли происходить лишь с разрешения местных властей. Иными словами, вопрос о строительстве церкви мог вообще не возникать, если на местах просто не давать верующим обсуждать свои нужды. Кроме того, все здания оставались в собственности государства, которое в любой момент могло отобрать храм и приспособить его, например, под овощехранилище. В этом случае центральные власти почти всегда поддерживали это решение, которое чаще всего мотивировалось практическими соображениями: религия нужна только отсталым людям, а зерно – всем жителям СССР.
При этом храм закрывался, если в течение недели не находилось достаточное число верующих, готовых открыто заявить об этом и взять ответственность за содержание здания. В условиях гонений открыто объявить себя православным было подвигом, на который решались далеко не все.

Строительство новых храмов регулировалось отдельным пунктом постановления: «Постройка новых молитвенных зданий может быть допущена по просьбам религиозных обществ с соблюдением общих для всех строений техническо-строительных правил, а также особых условий, устанавливаемых Народным комиссариатом внутренних дел».

Нетрудно догадаться, что сотрудники НКВД совсем не горели желанием открывать новые храмы, и из многочисленных обращений верующих с просьбой о строительстве удовлетворялись лишь единицы.

Вот печальная статистика, которую приводит М.В. Шкаровский. На территории СССР к 1939 году оставалось всего 8302 формально открытые церкви. Для сравнения к началу тридцатых годов прошлого столетия открытыми были 37 тысяч православных храмов.

До самой войны Сталин и другие советские руководители стремились уничтожить Церковь как институт, а потому не могло быть никаких разговоров о строительстве новых храмов. Лишь чудом иногда удавалось спасти святыню от уничтожения или добиться открытия ранее закрытого храма.

Ситуация с храмами улучшилась лишь во Время Великой Отечественной войны, когда немцы разрешали открыть православные храмы, чтобы расположить к себе местное население. Каждый случай открытия церквей сопровождался широкой пропагандистской компанией в газетах, выходящих на оккупированных территориях.

После встречи в сентябре 1943 года Сталина с православными иерархами и Совета по делам Русской Православной Церкви у верующих появилась возможность писать уполномоченным с просьбами об открытии храмы. Сталинская «оттепель» была недолгой, но даже в благоприятный для Церкви 1944 год статистика была ужасающей. Вот отрывок из доклада Г. Г. Карпова: В совет ежедневно прибывают представители верующих не только из Московской области, но и из ряда других более отдаленных областей. В личных беседах с членами совета они ссылаются на Конституцию, на дальность расстояний до действующих церквей, на факты открытия церквей в других районах. На наличие большого количества верующих в данном районе и на потребность в молитве за погибших в войне родных и близких».

Как видим, верующие совершали настоящие подвиги для того, чтобы на их малой родине появился храм. Интересно, что часть мотивировок не изменилось с дореволюционных времен - большое расстояние от ближайшего храма и необходимость молитвы о живых и поминовения усопших. При этом верующие ссылались на конституцию.

Отметим, что Г.Г. Карпов сам свидетельствует, что результаты этих усилий были не слишком впечатляющими: «Из всех, поступивших дл 1 июля с.г. (1945 г. - Н.С.) 5770 ходатайств об открытии церквей (не считая повторных) рассмотрено и удовлетворено советом …414 ходатайств».

Иными словами, удовлетворялось менее 10 процентов просьб без учета тех заявлений которые подавались повторно. Местные уполномоченные по делам религий действовали с иезуитской находчивостью. Большинство отказов мотивировалось тем, что люди не смогут на свои деньги содержать и восстанавливать ветхие и полуразрушенные здания или тем, что в храмах находились склады.


Такая ситуация сохранилась до самого конца СССР. Во время хрущевских гонений число храмов еще больше уменьшилось, а верующие и отдельные иерархи продолжали писать письма с просьбой об открытии храмов. Положение верующих и иерархов было столь плачевно, что они решались писать даже первым лицам государства.

26 октября 1977 года епископ Полтавский и Кременчугский Феодосий (Дикун) отправляет Леониду Брежневу письмо «о положении Православной Церкви в Полтавской епархии», где рисует страшные картины положения верующих вр время хрущевских гонений «до 1958 года полтавская епархия насчитывала 340 храмов, а в 1964 году их осталось только 52».

Центральная часть письма посвящена тому, как православные Глобинского района Полтавской области пытались отремонтировать 33 метровое частное здание, которое им разрешили арендовать для богослужений. После многомесячных мытарств верующие получили из Москвы устное разрешение на небольшой ремонт (обложить стены ветхого здания кирпичом). Но и после этих разрешений, гонители просто разгромили здание храма: «В полночь с 30 на 31 июля 1971 года явился преседатель сельсовета Кириленко С.А. в сопровождении милиционера и 20 комсомольцев, со специально полученными в колхозной кузне ломами». Эти варвары полностью разрушили законно возведенные стены и повредили само глинобитное здание, в котором совершалось богослужение.

Верующие не могли найти справедливости ни у местного уполномоченного по делам религии, ни у областных и республиканских властей. Сам Брежнев, разумеется, не ответил на письмо епископа и, скорее всего, его просто не читал.

Так что в советское время строительство или открытие храмов было подвигом людей, не побоявшихся защитить свое право на молитву даже под угрозой тюрьмы или смерти.

Версия для печати

Тэги: Церковь  Общество  Архитектура  Церковное искусство