Владимир Викторович Крылов, доктор медицинских наук, руководитель отделения неотложной нейрохирургии НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, профессор кафедры нервных болезней Московской медицинской академии им. И.М. Сеченова, член Российской, Европейской и Всемирной ассоциаций нейрохирургов, главный нейрохирург Комитета здравоохранения Москвы, заместитель главного редактора журнала "Нейрохирургия". |
Мозг и душа
- Почему вы решили стать нейрохирургом, что определило ваш выбор?
- Выбор профессии хирурга определяется совокупностью нескольких факторов: мировоззрением, воспитанием, обстановкой и традициями в семье, мироощущением... Но скорее всего - это выбор вообще профессии врача. А специализация определяется личной склонностью. Меня, наверное, привлек в профессии нейрохирурга уровень ее сложности. Нейрохирургические операции относятся к категории наиболее сложных, они требуют глубокого знания анатомии, большого терпения при их выполнении под микроскопом. Существует большая разница между классической хирургией и нейрохирургией. В классической хирургии - большой разрез, большой орган, много ассистентов, а в микронейрохирургии - небольшой размер операционного поля, оптический инструмент, набор микрохирургических инструментов и результат операции во многом определяется хирургом, его мастерством и классом.
- А насколько мозг изучен?
- Я думаю, что мозг - это такая же бесконечность, как и Вселенная.
- Но ведь уже составлен подробнейший атлас мозга...
- Ну и что? У нас существуют вполне конкретные знания о структурах и функциях мозга, но еще больше о его существе мы не знаем. Например, о том, как образуются в нем мысль, идея, представление о душе, мотивы поведения, что движет человеком в том или ином случае. Этому очень сложно найти материальные соответствия в конкретных нервных структурах.
Мы знаем, какие структуры мозга определяют память, какие - музыкальные способности, распознавание образов, предметное мышление и т.д. И знаем, повреждение каких структур может нарушить восприятие слуха, членораздельно говорить и понимать речь, распознавать образы. Знаем, повреждение каких структур может привести к параличу руки или ноги и т.д. Но этого мало. И если раньше нас в большей степени интересовал факт выживаемости после травмы или заболевания, то в настоящее время возможности диагностики и хирургии совсем другие. Для нас важно, чтобы человек не только выжил, но и мог вернуться в семью и к своей профессии.
Человеческий мозг и человек- это очень совершенные структуры. И материя, которую мы называем мозгом, рождает такие феномены, как личность, характер...
- Может быть, это не мозг, а душа рождает?
- Не знаю. Почему же тогда при повреждении мозга изменяется душа? Изменяется отношение человека к тому, что происходит, к самому себе? Почему у раненного в голову меняется отношение к окружающему, когда у него начинает разрушаться мозг? Наверное, и душа у него другой становится.
Мозг нельзя рассматривать как совокупность каких-то клеток. Прежде всего, это взаимосвязь между клетками. Например, у нас есть компьютер. Но он ценен не только содержанием плат, но и тем, какие функции он может выполнять благодаря взаимоотношению между платами.
Здесь то же самое: важно наличие функционирующих связей. Если мы их разрушим - изменится работа мозга, изменится наше осознание происходящего, наше мироощущение и наша реакция на окружающий мир. Вот дух - это что-то очень высокое, что определяет жизнь. Но душа уже привязана к человеку. Так ведь, наверное? Поэтому говорить, что мозг и душа существуют раздельно, очень сложно.
Например, есть душевная болезнь - эпилепсия. Но ведь мы точно знаем, что в мозге есть конкретные анатомические структуры, повреждение которых определяет развитие эпилепсии. Мы знаем, что эта болезнь проявляется изменением поведения, характера, отношением к людям, ко времени. Яркий пример - Достоевский, страдавший эпилепсией. Его болезнь проявляется в том, как писатель повествует, какова последовательность изложения событий, которые он описывает, и насколько подробно он это делает.
- Мы читали в одном специализированном журнале вашу статью о художнике Кустодиеве, где вы пишете о связи между его творчеством и болезнью. Почему вас заинтересовала эта тема?
- Во-первых, потому, что мне нравятся его работы. А во-вторых, потому, что у Кустодиева было нейрохирургическое заболевание - опухоль позвоночника. Он был парализован, у него отказала нижняя часть тела, он мог передвигаться только на коляске, но в период болезни у него появились те шедевры, о которых мы знаем. То, что он не смог реализовать в жизни, он реализовал на полотнах. Представьте себе молодого человека, который вдруг оказывается прикованным к коляске, у него развиваются пролежни. Но при этом он не теряет присутствия духа, чувства юмора, берет в руки краски и начинает писать. Да еще как писать! И мы говорим: это самый жизнерадостный художник. Представляете, какая у него была вера в Бога, в себя, чтобы найти в себе силы и не сломаться.
Где границы медицинской этики?
- В прессе появилась информация о том, что с помощью нейрохирургической операции можно вылечить наркоманию. Это так?
- Клиники, которые занимаются этим, считают, что это возможно. Давайте сначала ответим на вопрос: остается ли человек самим собой после операционного воздействия?
Что такое наркомания? Это зависимость от определенного вещества. Операция направлена на устранение зависимости от наркотического препарата. Но она может изменить и личность человека.
Эта операция называется лоботомия. Раньше ее применяли для больных с ярко выраженными агрессивными психическими расстройствами. Она несложная: физическое разрушение в лобной доле функциональных связей между клетками, которые отвечают за ассоциативные связи. Пациенты после операции уже не проявляют агрессивность, зависимость от чего-то. Но эти же ассоциативные связи строят нас как личность, поэтому пациенты превращаются в совершенно других людей: апатичных, ленивых, безынициативных. И в лечении наркомании, я думаю, может происходить то же самое.
И тогда можем ли мы провести грань: снимаем ли мы операцией зависимость человека от наркотика или изменяем его личность?
- Как бы вы, в таком случае, определили границы медицинской этики?
- Они определены достаточно четко, основной принцип: не навреди.
Без права на ошибку
- На что больше всего похожа сложная операция?
- На тяжелый труд. Потому что иногда кажется, что легче отнести мешок с песком на десятый этаж. Стоишь часами, у тебя спина и ноги не двигаются, а работают только кисти рук. И движения в операционном поле - в один сантиметр и на глубине до 10 см. Каждое мгновение операции - волнение и напряжение. Поэтому это риск не только для больного, но и для хирурга: у него больные ноги, головные боли, инфаркт миокарда и т.д.
- Сколько в среднем длится операция?
- От двух-трех до 12 часов, в зависимости от ситуации. Хирург иногда стоит, иногда сидит. Но когда ты делаешь операцию, у тебя пропадает желание пить и есть, ты поглощен только одной идеей, одной работой. Могут меняться бригады сестер, анестезиологов, но нейрохирург начинает и последовательно доводит работу до конца.
- Операция на мозге - это всегда больший риск?
- Хирург не имеет права на ошибку, которая может привести к тяжелым последствиям. Он осознанно идет на очень высокий риск, и движения его должны быть точны и уверены.
- Как вы готовитесь к операции?
- Если есть необходимость - просматриваю атласы мозга, но обычно в уме прокручиваю всю операцию, последовательность действий. Отдаленно можно сравнить ее с игрой в шахматы. Хирург должен обладать образным мышлением, чтобы в трехмерном пространстве представить, как он будет действовать и каковы должны быть последствия этих действий. Имея результаты проведенных ранее исследований, я могу себе сказать, что я буду делать вначале, что потом и т.д.
- Вы перед операцией молитесь?
- Бога вспоминаю всегда в тяжелых ситуациях. Я вообще считаю, что нельзя выполнять операции без добрых мыслей, без мыслей о Боге.
Вера и знание
- Знания, которыми вы обладаете как хирург, могут приблизить человека к Богу или, наоборот, - отдалить от Бога? Или это никак не связано между собой?
- Я думаю, это и не должно быть связано. Опыт и знания - это накопления, которые создаются человеком. А вера - что-то более высокое и глубокое, чем эти знания. Можно обладать колоссальным количеством каких-то знаний, но при этом быть бесстыжим человеком, как говориться, без царя в голове. А вера позволяет человеку свои знания направлять в нужное русло. Вот наш выдающийся хирург Войно-Ясенецкий, святитель Лука. Знания о хирургии приближали его к Богу? Он считал, что приближают. Я же не могу точно ответить на этот вопрос. Можно не знать тонкостей хирургии и быть глубоко верующим, а можно много знать - и не верить.
- И это не скажется на профессионализме?
- Это скажется на использовании профессиональных навыков в человеческой деятельности. Вера в Бога делает человека более ответственным по отношению к больным, сотрудникам и т.д. И более человечным при использовании своих знаний. Вера дух формирует. Можно не быть профессионалом экстра-класса, но душевное состояние человека, его вера может позволять доктору очень долгое время работать с тяжелыми больными, добиваясь их выздоровления. Неверующий давно бы опустил руки. Я думаю, что вера делает человека более целеустремленным.
Беседовал Иван РАЗИН
Версия для печати